#tkh_archive с текстом, который я написала в свой последний приезд в родной город.
Аля смотрит на мои нелепые попытки дружеского общения с Индией и говорит, что из меня и еще нескольких знакомых нам барышень можно составить команду баскетболисток-бездарностей. Ну, то есть как сборная России по футболу, только по эмоциональному баскетболу. Мол, мы всё бросаем, бросаем, а докинуть не можем.
А я вот думаю, что во взрослой жизни никогда не знаешь, когда что кончится.
В детстве как-то понятнее было. Каникулы, мороженое и кроссовки кончались достаточно быстро и бесповоротно. Ну не влезешь ты в прошлогодние штиблеты – у тебя же лапа в два раза больше выросла. И когда в этой четверти последний раз сходил в школу, вряд ли ты туда попрешься ещё раз.
А в этой взрослой жизни вообще неизвестно, когда он — тот последний раз?
Я вчера у мамы окрошку ела. У нас дома секретная окрошка. Её секрет в том, что на самом деле она свекольник. Чёрт его знает, как так получилось, но так уж повелось. И вот кто его знает, может, меня через пару месяцев унесет в другой город, потом в другую страну, а вернусь я вообще года через два-три и, например, зимой. Какой свекольник зимой, ну? А потом то, сё, пятое, десятое – и лет через двадцать я с ужасов обнаружу, что последний мамин свекольник был вот тогда. Летом 2021. А я его сожрала и не заметила. На нем же не написано было, что он последний.
Зато там, где мы пытаемся проявить волю, героизм и киношно уйти в закат, не оборачиваясь, — вот там начинается.
Сколько каждый из нас выкурил последних сигарет? А написал последних смсок? А последних кусочков торта, когда садишься на диету, часто оказывается больше, чем самого торта, приходится второй раз бегать в магазин.
Настоящее становится безнадежно прошлым постепенно, без громких объявлений и прокламаций. Вообще, кажется, связка «настоящее-прошедшее» – не бинарная система, а спектр.
Бывает так, что оно вроде в прошлом, но не совсем: оно ещё тут, но выцветает, как полароидный снимок или сон, который почти получилось запомнить. А бывает так, что смотришь в лицо человеку, он здесь, живой и румяный, говорит тебе что-то алым ртом. А ты понимаешь, что он уже там – в том поезде, что тепловоз толкает в past perfect. Свершившееся и потому навсегда совершенное.
Я раньше любила окружать себя людьми, которые только по делу. Не занимали эфир глупостями и не транжирили мое время. Открываешь переписку, а там всё четко – что, куда, кому, сколько денег, встречаемся в 16:40, пришли ИНН, БИК и КПП, вот статья, что ты просила, дедлайн 18-ого. Всё межличностное и малоинформативное выносилось за скобки, как само собой разумеющееся. «Я уже говорила, что я тебя люблю, три года назад, если что-то изменится – дам знать».
Сейчас я живу как в мультике для пятилеток. Все бесконечно обнимаются и говорят «я люблю тебя» с настойчивостью плюшевой игрушки, у которой заело говорилку. Мне поначалу было странно и непонятно, но я стараюсь адаптироваться. Потому что чем больше я думаю о мамином свекольнике и выцветающих полароидах, тем больше мне кажется, что это единственно верный способ всё делать правильно.
Когда-то ты вышел на улицу, нашел нарисованные кем-то классики, пропрыгал до «огня» и обратно и пошел по своим ребячьим делам. На велике там кататься или чипсов купить. И так никогда и не узнал, что это были последние классики в твоей жизни.
Так же, как ты никогда не узнаешь, какая именно переписка с близким другом окажется последней. И дело даже не в том, что человек смертен внезапно и непредсказуемо, дело в том, что время – спектр, и вы можете уже находиться в поездах, что идут в разные стороны, и не знать об этом.
Сегодня вы планируете сходить в кино, а завтра на тебя сваливается огромный проект. И ты занят всю неделю. А через неделю у кого-то отпуск. А потом у тебя командировка. И хоп – прошло два года, вы живете в разных городах, у кого-то ребенок появился. Ты смотришь на мемчик, который думал отправить, задумываешься и не отправляешь.
Потому что в полароидном снимке остался только белый квадрат.
А в переписке – ИНН, КПП, БИК и дедлайн 18-ого. Сорванный семь лет назад.
